Меня зовут Катя и я курильщик.
Это не "и что такого" - это достаточно неприятный вариант остаточного "военного" курения.
Последствия обучения в университете в весёлые девяностые.
В реальном общении со мной это критичных сложностей не создаёт. Все всё понимают.
В виртуальном - это практически незаметно, потому и приходится пояснять.
Два года без никотина в моей жизни после этого были.
Это были те два года, когда меня энергично поедал мой нежно любимый детёныш.
Вылечу ли я себя от курения когда-нибудь, пока непонятно.
Соболезнования и советы смысла не имеют.
Но как же уморительно читать в начале "Собаки Баскервилей", как Ватсон входит к своему другу, в комнату, где накурено так, что можно вешать топор. И тот ему с важным видом говорит, что он всё обдумал и решил, что берётся за это дело...
Смотришь со стороны: йолки, Конан, варвар вы этакий, что он там мог обдумывать, когда информации по делу у него на руках было - кошкины слёзы. Ему нечего было там обдумывать.
Это не "и что такого" - это достаточно неприятный вариант остаточного "военного" курения.
Последствия обучения в университете в весёлые девяностые.
В реальном общении со мной это критичных сложностей не создаёт. Все всё понимают.
В виртуальном - это практически незаметно, потому и приходится пояснять.
Два года без никотина в моей жизни после этого были.
Это были те два года, когда меня энергично поедал мой нежно любимый детёныш.
Вылечу ли я себя от курения когда-нибудь, пока непонятно.
Соболезнования и советы смысла не имеют.
Но как же уморительно читать в начале "Собаки Баскервилей", как Ватсон входит к своему другу, в комнату, где накурено так, что можно вешать топор. И тот ему с важным видом говорит, что он всё обдумал и решил, что берётся за это дело...
Смотришь со стороны: йолки, Конан, варвар вы этакий, что он там мог обдумывать, когда информации по делу у него на руках было - кошкины слёзы. Ему нечего было там обдумывать.