...

Не люблю стихи с посвящениями.=)

Suboshi., ты когда-то принимал это в подарок.=)

Эриксон: О чем бы нам поговорить? О том, как ты взрослеешь, или о чем-нибудь еще?
Клиентка: Давайте о чем-нибудь еще. Взрослеют-то ведь все, это не так интересно.
Эриксон: Я не взрослею.
Клиентка: Но Вы ведь уже взрослый.
Эриксон: Так о чем бы нам поговорить?
(Милтон Г.Эриксон, Эрнест Л.Росси, Человек из февраля)

То по жаре июльской кедами пыля,
То мокасинами шурша в осенних листьях,
Ко мне приходит человек из февраля,
Без смысла, цели и какой-либо корысти.

Он любит кофе апельсином закусить,
Ему не важно, что не прибрано в квартире.
Поговорить приходит он. Поговорить.
О том, какие чудеса бывают в мире.

Он говорит про кружева и динамит.
Я рассуждаю про закрылки и картошку.
А за окном капель трещит и снег звенит,
И кот в углу хлебает суп огромной ложкой.

Я говорю, что я бумаги разберу
И что покрашу в синий цвет косяк у двери.
Я вру. Я точно знаю, что я вру.
Но он спокойно смотрит так, как будто верит.

Он говорит, что волк из книжки не умрет,
Что можно свистом отпугнуть любое горе.
Он врет. Я точно знаю, что он врет.
Но у него твои глаза. И я не спорю.

@темы: стихи

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

горох россыпью

Молчит мудрец и смотрит непреклонно,
Провидя нам трагический финал.
А я болтун. Находка для шпиона.
Ещё б он понял, что я наболтал.
...

Ангелы мои, взгляните на меня.
Мой порог не метен.
Мой дыряв карман. Некому пенять.
Я один на свете.
...

За то, как ветром лист сухой несёт.
За то, как неизменен путь планет.
Спасибо тебе, господи, за всё.
Особенно: за то, что тебя нет.

...

---

...чисто технически...

Ковш Медведицы встал, кренясь.
Весь рисунок звёзд исковеркало.
Дай мне зеркало, чтобы понять.
Дай мне зеркало.
Отпусти меня подышать,
С подорожной казённой корочкой
По дуге ручки ковша,
К яркой точке Арктура-сторожа.
Постоять на страже в ночи,
Подсчитать долги и потери,
Различить на слух как звучит,
То, чему не следует верить.
За разбитым мутным стеклом
Тень изогнута коромыслом.
Это прошлое на излом
Проверяло остатки смысла.
Это прошлое, смяв, как плед
Горизонт, исказив просторы,
Гнало прочь и дышало вслед
Хриплым выдохом пёсьей своры.
Ночью звёзды вбивало в стих,
По утрам стонало и перхало.
Дай мне зеркало, чтобы уйти.
Дай мне зеркало.

@темы: техническая лирика

---

Миротворец

Доктор, всё, я уже в порядке. Я знаю, где верх и где низ и прекрасно вижу ваши четыре пальца. Да, я представляю свой выписной эпикриз и не склонен считать себя жертвой или страдальцем.
Я вам признателен доктор, вы сделали всё, что могли, по частям меня склеив. А где медицина бессильна – прописали мне добротные костыли. И мне наплевать, насколько они красивы с точки зрения первого встречного. Я здоров ровно настолько, чтобы дожить до смерти. Из всех когда либо встреченных мной докторов, вы – самый добрый доктор. Правда. Поверьте.

…но когда я чувствую, как потоком бежит
человечья кровь, что сродни по составу морю,
как цунами идёт, сметая хрупкую жизнь…
…но когда я знаю, что с этим можно поспорить…
но когда я знаю, как можно построить дом
в стороне от цветных театров военных действий
но когда я помню, как пахнет жилым теплом
чистотой и светом мир, где нет чародейства
кроме чуда приложенных к делу умелых рук
кроме терпеливого перламутра жемчужин
мир, где твёрдое «да» охраняет стальное «нет» …
Понимаете, доктор, пусть это даже тот свет. Но это именно тот свет, который мне нужен.

…но когда я слышу как в чаще сова летит,
вижу как слова насквозь пробивают тьму…
Понимаете, доктор, мне некуда с этим идти. Остаётся лишь идти к себе самому.

@темы: техническая лирика

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

27.07.1841

А он никуда не спешил. Танцевал с Катериной.
Кто уж там что решил. День-то длинный.
Врали календари. Колесо крутилось.
Ленточку подари. Сделай такую милость.
Малость. Такой пустяк. Ленточка с головы.
Говорил: пойми, не тебя. Просто похожи вы.
Про чью душу стихи. Про кого проза.
Ночи летом тихи. Страшны грозы.
Кто там в траве стих. Кого - навылет.
Не было там чужих. Свои были.
Много ль важности в том, кому в июле
Под правым шестым ребром вошла пуля.
Пожелтело письмо. Ткань распалась.
Ленточка та давно, давным-давно потерялась.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

***

чёрную краску берите только на гризайль (из рекомендаций педагогов художественных школ)

...и когда ты совсем забудешь
белизну седин первой ночи,
проведённой тобой в одиночестве,
ты начнёшь принимать за белое
то, что вовсе им не является:

снег на крышах, золой припорошенный,
оперение грязного голубя,
или месяц не стираную сорочку.

Но пойми, это вовсе не белое.

И когда ты совсем забудешь
черноту этой первой ночи,
проведённой тобой в одиночестве,
ты начнёшь принимать за чёрное
то, что вовсе им не является:

пиджак своего соседа,
цвет волос жгучей брюнетки,
день, когда все деньги истрачены.

Но пойми, это вовсе не чёрное.

И когда ты совсем забудешь,
что такое действительно белое,
что такое действительно чёрное,
ты научишься называть
жизнью то, что ей не является.

Понимая, что это - не жизнь.
Потому что это не белое.
Потому что это не чёрное.

@темы: стихи

---

фанфик

Я не помню стихов, посвящённых актёрам и режиссёрам МХТ.
Собаке одного из них - помню. А вот чтобы им самим - может и были, но я не припоминаю.
Почему бы и да.
Но заводить ради этого новый фэндом на фикбуке - это уже излишество.
Потому пусть будет здесь.



Алексеев/Превощикова
они же: Станиславский/Лилина

Снегурочка

Я поставлю тебе такую красивую смерть,
Что галёрка потом будет видеть тебя во сне.
Мы расстелем бархат и вызолотим портал,
Подберём тебе грим, чтоб никто тебя не узнал.

Мы изучим все старые книги и словари,
Чтоб понять, как устроен сказочный мир внутри.
Мы закажем музыку и перепишем текст.
На премьере в зале не будет свободных мест.

Мы накупим бисера и завьём канитель,
Для тебя будет петь нежным голосом лучший Лель,
Жуткий леший будет внушать берендеям страх,
Я заставлю статистов носить тебя на руках.

Я прострою всё и выверю каждый штрих,
Рассажу по веткам ярких птиц заводных,
И когда ты растаешь, смеясь, в скрещеньи лучей,
Я окликну тебя и спрошу: ты будешь моей?

Чисто технически: к моменту постановки "Снегурочки" они были давно и прочно женаты и растили двоих детей.
Но последняя строка останется такой, как есть.

---

Девушка в полосатом платье

Солью и гнилью, жильём и падалью
Воздух пропитан.
Небылью тешить себя - да надо ли?
Не так воспитан.
Скроется, в прелой соломе яблоком,
Воспоминанье,
Как она пела про те кораблики
Там, под Таманью.

Теплится донник свечками белыми
Заупокойно.
Слышно как яблоками незрелыми
Хрумкают кони.
Но никогда за сплетеньем мятлика
Ты не услышишь,
Как она пела про те кораблики
Стоя на крыше.

Только услышишь, делать-то нечего,
В травы бросаясь:
Над луговиной ярость кузнечиков
Воздух кромсает.
Громко рюмят-стараются зяблики -
страшное дело…

Как она пела про те кораблики.
Как она пела.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

в альбом

Joy ты когда-то просила что-нибудь волшебное про фей и эльфов.
Да, это было больше года назад.
Смотри: годится тебе?

***
Опустились сумерки над эльфийской страной.
Мы снесли в амбары солнце для обогрева.
Перед тем, как ночь плеснула тёмной волной,
Гладиолус зацвёл под окнами королевы.
Белый меч блеснул из узких ножен листвы,
Темноту пронзил, остриём притронулся к звёздам.
И раскрыл цветов неземные глаза. Пусть вы
Никогда не смотрели в них. Взгляните – ещё не поздно.

Где боярышник терпкий сплёлся, сцепив шипы,
Крепостной стеной тополя закат отразили,
Там уснёт в земле до поры, до своей судьбы
Колдовской цветок, в крепкой луковке пряча крылья.
И какой бы землю ни кутал снежный покров,
Вышивать королева будет синее знамя,
От поэтов требовать только правдивых слов,
И спасать утопающих ангелов временами.

---

***

Я расскажу тебе, капитан.
Ты просто выходишь из дома, а там
Город
спокойный, осенний, усталый от летней пыли.
А нас уже нет. Мы когда-то были.
Всё закончилось здесь. Вот у этой серой стены
безо всякой войны.
Воробей на карнизе смотрит больными глазами,
он ничем сегодня не занят
у него выходной воробьиный.
День такой длинный.
Дел так много.
А ты смотришь на воробья.
Воздух отчётливо пахнет чумой,
от крысиного топота рябь идёт по реке.
Но прилавки завалены рыжей хурмой,
в блестящих витринах манерные манекены
предлагают коллекцию осень-осень.
До зимы никто не планирует доживать.
К чуме привыкли.
Здоровые выглядят как-то странно:
рисуют себе красной краской раны,
наводят унылые тени вокруг глаз,
греют термометры на батарее.
Это чтоб как-то ближе к народу быть
и смотреться бодрее.
И чтобы уж как-нибудь поскорее…
Кое кто научился усилием воли
увеличивать лимфоузлы
и растить бубоны на нужных местах организма.
Выбор места зависит от идейной позиции:
Сторонник ли ты традиции
Или модернизатор жизни.
Жизни, впрочем, в городе нет…
Да конечно бред.
Конечно, так не бывает.
Не слушай и наливай.
Там на повороте трамвай
искрит и открытыми окнами ветки кустов задевает.
Он куда-то не успевает.

У всех у нас достаточно дел
И это чистая блажь:
Выяснять – это ты к ней не успел,
или она тебя не дождалась.

---

***

Что ты будешь делать, мой капитан, с той виной, что скажешь об этой войне?
Я здесь, я читаю тебя с листа, ты можешь рассказывать мне.
Я кое-что запишу для себя, но никому не скажу. Мелкие буквы в глазах рябят.
Да я порой бываю груба, и этого не стыжусь.

Что ты будешь петь, мой капитан, что ты будешь при этом пить, не важно.
Я знаю, что по счетам ты готов заплатить.
Я не похожа на твой идеал, краплёная дама не той масти, мы не составим друг другу не то что счастья, но даже компании.
Мой капитан, подсчитан наш небольшой капитал, и нет за нами долгов.
Ты ещё помнишь запах других берегов, где растёт колючий кустарник в пыли, где ты целился в глаз слону, где рыжие псы бегут рысцой, зубами клацая и топоча.
Я здесь и с тобой. Исключительно потому, что мне интересно смотреть на закат поверх твоего плеча.

Что ты будешь делать, мой капитан, с той войной и этой виной?
Мы оба слышим стук молотка: трудолюбивый Ной мастерит ковчег и горланит псалмы, при этом безбожно фальшивя.
Он порядком напуган, этот парень, но своим особым статусом горд.
Удивительно, что мы ещё живы, столько раз не взятые парой тварей на его спасительный борт.

Наливай и не ври, я не лучше всех дам, да и ты всех мужчин не умней.
Но нас есть общее, капитан:
иммунитет к чуме.

---

а пусть тут будет...

Вальсингаму, Председателю пира.

(да, со слов Джона Вильсона, он был капитаном корабля)

Здесь выпал снег как чистый белый лист,
его так хочется строкой заполнить,
что я пишу, без цели, просто так,
Вам, Вальсингам, в чумной и грязный Лондон.
Не получить вам этого письма.

Здесь выпал снег, и белый стих слепит
отвыкший глаз, и пальцам не даётся.
Всё хочется то рифму подобрать,
то изломать строку капризным вскриком.
Мы здесь отвыкли говорить как вы,
единым ритмом отмеряя слово,
мы спотыкаемся.
Зато у нас
давно известно, как лечить чуму.

Чума здесь – только слово, капитан.
Фигура речи, нужная затем,
чтоб, хрипотцой смущая юных дев,
слагать стихи про мрачный бездны край
и упоенье боя… капитан,
я вовсе не хотела вас обидеть.
Представьте, сифилис здесь тоже лечат.
Как славно, правда? Можно согрешить
и не бояться неопрятной смерти.

Здесь выпал снег. Вполне уместный в марте.
Проказница-зима уйти не хочет,
не потрепав нам напоследок нервы.
На этой нервной почве, капитан,
Здесь как-то часто все припоминают
ваш пир. Его склоняют так и сяк.
С ним сравнивают всё, что подвернётся.
И выглядит всё это так, как будто
здесь по чуме скучают, Вальсингам.

Здесь выпал снег и сырость норовит,
забраться в душу, как в пустой подвал,
чтоб пережить там будущее лето.
Здесь всё благополучно, капитан,
хоть до сих пор пираты иногда
встречаются в морях. И до сих пор
тесна земля, непредсказуем климат,
жизнь беззащитна под холодным небом.
И как бы ни был весел жар пиров,
по-прежнему дома у нас печальны.

Я помню, как вы пели, капитан.
Здесь выпал снег. Прочтите - и забудьте.

---

по возрасту нормально

Ночь. Половина луны освещает неверным светом розовый сад под балконом.
Автор грызёт авторучку, прихлёбывает кефир.
Автору десять лет. Он невольно послушен законам,
По которым розы, балкон и луна непреложно обязаны в тексте быть,
Законам, по правде-то говоря, формирующим этот мир.
«Ах, Адель, - пишет он (и розы в саду, и так высока звезда), - ах, Адель, я больше к вам не приду. Никогда, Адель. Никогда».


«Ночь. Разбухший пупырь луны уродует задницу неба».
Автор, глотая кофе, зло удаляет файл. Автор так бесконечно стар, ему целых двадцать лет. Он не выспался и устал. Но, чёрт возьми, он же профи. Он точно допилит этот роман. Ну, вот хотя бы эту главу. Он всем говорит, что курит траву совершенно особого свойства и его нечеловечески прёт. Его и грипп не берёт и вообще у него организм совершенно другого устройства.
«Нет, Адель, - пишет он, - вам нельзя со мной. Я псих, я совсем больной. Особенно – этой весной».


Вечер. Лампа и плед.
Автору тридцать лет.
Он ирончно-небрежен, но
иногда он не любит смотреть в окно,
и выходить за дверь.
Он давно окончил список потерь и перешёл к тому, что нашёл. У него собственный письменный стол, у него есть план и сюжет, он умеет держать ответ и принимать удар. Он не настолько стар, чтобы сдаться и перестать.
Он уверенно держит в руках эту жизнь, а если рука иногда дрожит:
- Адель, - говорит он, - давай, помогу морковь покрошить в рагу. Может, хоть так отвлекусь.

@темы: техническая лирика